1960


Есть линии, диктующие нам,
Как надо жить. И тайные законы
Я узнаю по веткам и стволам,
Прослеживаю по корням и кронам.
И в час, когда тяжёлый узел дней
Уже обвился возле горловины,
Я погружаюсь в лабиринт ветвей,
Распутывая судьбы и причины.
С терпением незыблемой сосны
И с чуткостью трепещущей берёзы
Я расплетаю жалобы и сны,
Разматываю страхи и угрозы.
И вот уже последняя черта
Расправлена на заводи зеркальной,
И остаётся только высота
И чистота того, что изначально.

1965


Этому ни вида, ни названья,
Это тьма и холод – ни-че-го.
Мы разбились о Твоё молчанье,
Мы не можем вынести его.

Умер Бог. И каждую минуту,
Каждый наш земной короткий час
Наступает очередь кому-то
Непременно уходить от нас.

О, какая страшная дорога!
Как мы бьёмся лбами о судьбу,
Как мы молим умершего Бога,
Позабыв, что Он лежит в гробу.

«Боже мой, ответь мне! Слышишь, Боже?»
Мы не помним, пьяные тоской,
Что кощунство – мёртвого тревожить,
Нерушимый нарушать покой.

Нас приводит в трепет, в содроганье
Мёртвых черт бестрепетная гладь.
Мы разбились о Твоё молчанье,
Но ещё не в силах замолчать.

И на круги возвращаясь снова,
Не умеем, пав земле на грудь,
В недрах смерти отыскать Живого,
Чтоб на третий день Его вернуть.

И в сердца не входит слово «Верьте!»
И Осанна посредине тризн...
Как нам трудно справиться со смертью!
Как нам трудно погрузиться в жизнь!

Только Ты допил молчанья чашу,
Мы ж её пригубили едва.
Так прости оставленности нашей
Жалкие, бессильные слова!

Этот крик над тихою могилой
Перед тайной молчаливых трав...
Замолчать ещё не стало силы, –
Говорить – уже не стало прав.

1971


Не тот, кто говорит со мной,
Приносит мне благие вести,
А тот, кто словно дух лесной,
Как свет, молчит со мною вместе.

Кто, позванный на тайный пир,
Как чашу разопьёт со мною
Молчанье глубиною в мир,
Молчанье, в сердце глубиною.

Поэзия – не гордый взлёт,
А лишь неловкое старанье,
Всегда неточный перевод
Того бездонного молчанья.

1974


В часы блужданий без дорог,
Утраты горькой,
Что может дать молчащий Бог?
Себя – и только.

Что может дать душе ольха,
Склонясь к рябине?
Покой серебряного мха
И тёмных линий.

Стволы, увитые плющом,
Небес просветы...
Ты хочешь что-нибудь ещё?
А есть лишь это.

И бьются бедные слова
О бедность истин,
И покрывается трава
Слезами листьев.

Их медленным круженьем весь
Простор укачен.
Твоё бессмертие вот здесь
Молчит и плачет.

В часы блужданий без дорог,
Утраты горькой,
Что может дать молчащий Бог?
Себя – и только.

Но для тебя Он слишком прост,
Душа мечтала
О большем... От земли до звёзд –
Ужели мало?

1975


Царство Его
не от мира сего.
Сила Его
не от мира сего

Здесь – Ему воздух скупо отпущен.
Нет, не всесильный, не всемогущий.
Здесь – задыханья едкая гарь.
Здесь Он не царь.

Кто же Он?
Путь, уводящий отсюда.
Не чудотворец – высшее Чудо,
Выход в мою и твою высоту,

Насквозь пробитый, прибитый к кресту.
Тот, Кто безропотно вынести смог
Тяжесть земли, –
Наш неведомый Бог.

Назван. Описан. И снова неведом.
Только тому, кто пройдёт Его следом,
Снова предстанет среди пустоты:
– Видишь? Вот Я.
– Вижу. Вот Ты.

1980


Я знаю, где-то здесь, неподалёку,
А может быть, за тыщу лет отсюда
(И всё равно, неподалёку) есть
Пространство, где живут стихи.

Никто их не читает и не пишет,
Никто их не пугает и не ловит,
Как птиц, взлетающих с куста на куст.
Они живут, как птицы среди веток,
В своём прозрачном трепетном пространстве

И из души перелетают в душу,
Как с дерева на дерево другое.
И души их не спрашивают: «Чьи вы?»...

Какое там стоит благоуханье!...

1980


Разрезом через грудь – торжественное пенье.
Но верь или не верь, не встанет во плоти.
Смерть – это не конец. Но и не продолженье.
Смерть – это не конец! – Но дальше нет пути.

Остановились дни. И тот, кто был нам ближе
Ладони собственной, стал дальше, чем звезда.
Смерть – это не конец! – Но более не вижу.
Смерть – это не конец! Но – что она тогда?!

Через весь мир черта. Нам всем предел положен.
И нам не перейти вовек на берег тот.
Смерть – это не конец. Но, Боже, Боже, Боже!
Вся Бесконечность вдруг, как рана, предстаёт.

И слышен мощный вал вселенского прилива.
И – всё вмещает внутрь разверзшаяся грудь...
Смерть – это не конец – Вмещение обрыва.
Смерть – это не конец, а повеленье: будь
Совсем без ничего! О, это возвращенье
В торжественную тишь!... Ты сам себе ответ;
И может только тот дождаться воскресенья,
Кто увидал простор, где форм и линий нет.

Где больше ничего не видно и не слышно, –
Лишь только этот гул, лишь только этот вал...
Смерть – это не конец. Но дай нам сил, Всевышний.
На полный поворот к началу всех начал!..

1985


Стих пишется, когда ни шагу
Не можешь сделать, – прерван бег.
И мир ложится на бумагу,
Как тень от дерева на снег.

1986 или 1987


Серый день. Тихий дом.
Мелкий дождь за окном.
Лес вплывает в окно постепенно.

Нарастает покой,
В день ненастный такой
Дом становится центром вселенной.

Ветка бьётся в стекло.
Но созрело тепло,
Точно плод. Тяжела сердцевина.

Унимается дрожь.
И тогда узнаёшь,
Сколько весят немые глубины.

1994


Дождь крадётся осторожно.
Шаг и нет, и вот опять.
Может быть, и впрямь возможно
Этот мир околдовать?

Чары прежние разрушив,
Усыпить земной закон
И проникнуть прямо в душу,
Прямо в мысли, прямо в сон?

Может, есть и вправду выход?
Лишь впусти его и вот...
Дождь крадётся тихо-тихо,
Дождь на цыпочках идёт.

Обнимает жизнь лесная,
Запах сосен, плеск ракит.
Мелкий дождик что-то знает,
Тихий дождик ворожит.

Звук капели... по минутке
Над заботой, над тоской...
Дождик добрый, дождик чуткий,
Дождь, несущий мне покой...

1994


Как трудно божественной силе!
О, Боже, опять и опять
Мы, люди, Тебя победили.
Тебе ведь нельзя побеждать.

Твоих победителей много,
А Ты – одинокий изгой.
все победители Бога
Спешат Его сделать слугой.

Но только служить Ты не станешь,
А сбросив свой зримый покров,
Ответишь великим молчаньем
На наш несмолкающий зов.

1994


Всё так знакомо, так похоже,
И – всё сначала в миг любой,
И всё о том же, всё про то же
И день и ночь шумит прибой.

Журчанье пены, рокот вала
И эта цельность без частей...
Здесь не бывает, не бывало
И век не будет новостей.

Вселенский танец, волн круженье –
Кружись, душа, и, мысль, кружись...
Здесь нет ни смерти, ни рожденья –
Непрерываемая жизнь.

И миг за мигом, год за годом
Одна и та же песнь волны.
Так вот откуда все мы родом,
Так вот куда прийти должны...

1995


Что мне известно о сосне?
То, что она вершит во мне,
Вот то, что я смогла вдохнуть
И глубоко запрятать в грудь.

Что я узнала о дожде?
Что он во всём, сквозь всё, везде
И что никто не одинок,
Когда шумит его поток.

Никто, нигде и никогда,
Раз льётся тихая вода,
Как нескончаемая весть
О том, что тайный выход есть.

Что ведаю о Боге я?
Что Им полна душа моя.
Что, точно дождь, со всех сторон,
Во все концы, повсюду – Он.

1995


Не смерть, не разруха –
Гляди и внемли!
О, веянье Духа
Сквозь тяжесть земли!

О, таянье ткани
В лесу золотом:
Создатель созданий
Коснулся перстом...

1995


Я знаю Бога точно так,
Как лес – свой затаённый мрак.
Как ветка ведает свой путь
И знает, как и где свернуть.

Я знаю Бога, как зерно –
Тот плод, которым рождено,
И так, как знает зрелый плод
Зерно, что в глубине несёт.

Я знаю Бога, как свою
Любовь, которую даю
И вновь вбираю грудью всей
От света, ветра и дождей.

И Боже мой, как мне смешны
Все знания со стороны.

1995


Стихи живут на самом дне,
На той последней глубине
Души, в том самом забытьи,
Где живы мёртвые мои.

Я там бываю не всегда.
Но если я вошла туда
И вновь вернулась в мир земной,
Стихи выходят вслед за мной.

1995


Не то нам важно, что на сцене, –
Не ряд мгновенных изменений,
А то, что есть за сценой, – там,
Откуда всё диктует нам
Наш режиссёр. И я тогда лишь
Жива, когда смотрю в те дали,
В те животворные просторы,
Где слышен голос Режиссёра,
Стоящего на вечной тверди.
Нет, Он совсем не милосерден!
Он страшен, как сама гроза.
Он не осушит нам глаза
И не избавит нас от боли.
Но если мы сыграем роли
Свои, то Он предстанет нам,
И мы тогда очнёмся там,
Где боли не было и нет,
Где дух горит, как самоцвет,
И нам самим простор Вселенной
Открыт, как мировая сцена.

1996


Я осень тихую люблю.
Люблю унылую картину,
Как бы сводящую к нулю
Плоть мира. Тайный поединок

Со смертью. Обнажилась ось
Светящаяся. Тает тело,
И мы заглядываем сквозь
Смерть, куда-то за пределы.

И видим... Что? Слов точных нет.
Что это значит – жизнь иная,
Пусть даст Поэзия ответ.
Она одна про это знает.

1997


Треск костра... Боже, как я люблю
Этот звук, приводящий к нулю
Все волненья, все мысли, весь шум,
Заполняющий суетный ум.

Утихают тревога и боль.
Все часы превращаются в ноль.
Ноль часов. Больше времени нет.
Есть лишь только мерцающий свет.

Да вот этот единственный звук,
Усмиривший все звуки вокруг.
Ничего. Ноль долгов. Ноль забот.
Круглый ноль – отворившийся вход

В бесконечность, в тот самый провал,
Где мерцает начало начал.

1997


32 соната Бетховена

Вначале – вихрь. Взрыв. Прорыв Творца.
И – бунт в ответ всей плоти и всей крови.
И – дрожь в руках, и – градом пот с лица,
И – сердце, потрясённое в основе.

Удар и – волны, бьющие вокруг.
И – рваных ран сквозящее зиянье.
Вначале – Воля, как гигантский плуг,
Перевернувшая пласты сознанья.

О, этот свет, объятый древней тьмой
Бунтующих, восставших своеволий.
Вначале – Боль. Но только, Боже мой,
Что Ты творишь из этой первой боли!

Что Ты сейчас посеешь в грудь мою,
Отверстую от края и до края?
Я всё тебе, мой Боже, отдаю
И Твой удар святой благословляю.

И охраняю тот покой зерна
На глубине глубин, закрытой зренью.
Вначале – крик. А после – тишина –
Великий мир седьмого дня Творенья.

1997


Мне бы только затаиться
Где-нибудь в лесу, у пня.
Чтоб никто – ни зверь, ни птица –
Не заметили б меня.

Чтоб небесные пустоты
Отразились в глубине.
Чтобы Бог свою работу
Совершать бы мог при мне.

1998


Вижу-вижу, знаю-знаю...
Боже мой, как в мире тихо!
Есть у боли щель сквозная,
Есть из смерти тайный выход.

Как открылось мне всё это?
Как упала с глаз завеса?
– Я со всем весенним светом
Заходила в темень леса.

1998


Лес апрельский. Даль седая
И намокшая дорога.
Не спеши. Не опоздаешь.
Никогда не поздно к Богу.

Тонко тенькает синица,
Тих и ласков ветер встречный.
Значит, время только снится,
Значит, путь уводит в вечность.

1998


Как упорна она, как давно
Мысль простейшая бьётся во мне:
Я – никто. Я – лишь только окно.
Я – пробоина в твёрдой стене.

Только плотность стены прорубя,
Только после великих потерь
Понимаю: я – выход в Тебя,
Я – к Тебе приводящая дверь.

С целым миром окончился спор.
Я – никто. Обо мне позабудь.
Я есмь вход в бесконечный простор.
Только вход, только дверь, только путь.

1998


Зинаида Миркина.
Мои затишья. Избранные стихи 1994–1998. Университетская книга. Санкт-Петербург, 1999.
Потеря потери. Избранные стихи 60-х, 70-х и начала 80-х годов. Преводы из суфийской поэзии. Evidentis. М., 2001.