Вечерний свет

Под деревьями шар перехода.
Проглянул, как большой мандарин,
И дрожащие удочки в воду
Уронили с моста фонари.
Лески тонкие их то натянет,
То лениво отпустит волна,
И смеясь над лучами-сетями
Тут же плещется рыба-Луна.
Опустилось лиловое небо,
Близоруко прищурив звезду,
Посмотреть, как вечерняя небыль
С былью жить умудрится в ладу,
А внизу, за неоновой шторой,
В мерном шорохе шин и листвы
Засыпает взаправдашний город
Возле сказочной речки – Москвы.

Не позднее 1963


Вон беспечная, словно лунатик,
по карнизам гуляет луна...
То аккордами в Лунной сонате
зазвучит из чьего-то окна,
то русалкою белой плеснется
в городской непрозрачной реке,
лунным камнем в кольце обернётся
на прощально махнувшей руке,
то в стекло ошалевшей машине
светофором мелькнёт озорно...
Кипячёную воду в кувшине
растревожит, как землю зерно.
Веселится царевна ночная.
А к утру, скинув с ножек хрусталь,
бледной точкой уходит ручная
Солнцу за спину в светлую даль.

Не позднее 1963


Философское

Морж устрицу позвал гулять
И съел её в конце прогулки.
Ну что ж, не всем дано понять
Души моржиной закоулки!

1957


                                   Выхожу один я…

Мы вдвоём выходим на дорогу.
Нет тумана, и асфальт блестит.
Сонные дома не внемлют Богу,
И звезда с звездой не говорит.

Над землёй обыкновенный месяц,
В облаках запутавшись, повис.
Он, наверно, очень мало весит,
Раз не может провалиться вниз.

Как жуки, ползут машины мимо,
Не спеша друг друга обойти.
Я завидую сейчас всем этим ЗИМам:
Им ещё так долго быть в пути!

Ну, а нам – уже совсем немножко.
Мой подъезд...
Не так уж мир велик!
Но на лестнице сегодня чёрной кошке
Всё равно я покажу язык.

1957


Дубулты

Словно след лепестка в янтаре,
Замер парус в прозрачном закате.
Отражаясь в сосновой коре,
Солнце льётся заливу на платье.

Оглушительный шорох волны.
И огромное тихое небо.
А по небу бродят слоны,
Нагружённые завтрашним снегом.

1963


Законченные чёткие узоры
Отмеченного холодом окна,
Хрустальная искрящаяся флора,
Придуманная инеем страна.
В ней царствует покой и отрешённость,
В ней правит нежелание тепла.
Как праздничный обед без приглашённых,
Убранство неожившего стекла.
Нельзя там ни найтись, ни потеряться.
Там солнце из бенгальского огня.
Гербарий молчаливых имитаций.
А мне казалось – кто-то звал меня.

1964


Сфинксы старыми камнями
Посреди пустынь лежат.
Ведьмы синими огнями
Над болотами дрожат.
Всё в природе непонятно, –
И пустыни, и кусты,
И внезапный запах мятный
От кусочка бересты.

1966


Холмы. Холмы. Грузинские холмы,
Идущие, как волны, к краю света.
На бурых склонах пятнами хурмы
Горят остатки гаснущего лета.

Среди костров мертвеющей листвы
Бессмертных кипарисов обелиски
Стоят на страже камня и травы.
А облака бесчисленны и близки.

Снегами вечными лежат они вдали,
В долины с гор лавинами несутся
И здесь, внизу, в подоле у земли,
Отарами овец в холмах пасутся.

Кудрявые безгласные стада, –
Отрада глаз... В холмах бежит дорога:
Ограды каменные. Сёла. Города.
И вдруг – зелёный «газик» у порога.

1983


Алазанская долина

Теснятся горы, синие, как тучи,
Что рваной шалью с их сползают плеч.
Овечье стадо, тесно сбившись в кучу,
Торопится дорогу пересечь.
Обширная и плоская равнина
В уступах гор, как древний Колизей,
Лелеет Алазанская долина
Легенды о величии князей,
О сосланных и высланных поэтах,
О драмах, затерявшихся в веках,
О храмах и философах-аскетах
С лозою виноградною в руках.
Суровый холод уцелевших башен
Врезается мерцанием свечей
В квадраты виноградников и пашен,
Победный, побеждённый и ничей.

1983


Вечер в Греми

Тяжёлый ворон в небе медлит,
Верша полёта волшебство.
И льёт закат свой пламень медный
В теней вечерних торжество.

Неровен край лиловой чаши.
Напиток пиршественный густ.
Как мало места в душах наших,
Как мир наш захламлён и пуст!

Вино всей жизни в чаше этой.
Её пригубить – и запеть!
Когда бы были мы – поэты,
Когда бы смели мы уметь...

1983


Предпоследний час вечерний
Золотит стекло.
День наш прожит, будто вчерне,
А ведь – набело!

Вне традиций театральных
Наш спектакль идёт.
Репетиций генеральных
Он не признаёт.

И когда приходит время,
В колокол звоня,
Неумело ловим стремя
Рослого коня
И бросаемся в дорогу
И спешим по ней...
И отпущено немного
Нам на это дней.

И вступаем вдруг, не веря,
В предпоследний час.
Жизни Тайная Вечеря
Окликает нас.

1984


Бывает: победитель прав,
И правота его бесспорна,
И он трубит, врага поправ,
И горд звенящей лаской горна.

А побеждённый – под ногой
Не жалит, не шипит змеёю,
Раздавлен лук его тугой,
Накормлен жадный рот землёю.

Да, несомненна правота.
И прав, конечно, победитель...
Молчит и дышит темнота.
Затих в тоске случайный зритель.

1985


Не надо осень хоронить,
С дождями плакать.
Да, тёмен городской гранит
И вязка слякоть,
И низко виснут облака,
И ветер воет,
И вяза чёрная рука
Ворону ловит.
Всё так. Всё так. Но иногда
И солнце светит...
Снег не оставит и следа
От нас на свете.

1986


Не видались три года,
А могли бы и пять.
На дворе непогода,
Непогода опять.
Небывалая вьюга
Теребит терема.
Позабытого друга
Предъявила зима.
Из метели явился
И ступил на порог.
Старый образ забылся.
В новом – холод дорог.
Неизбежное бремя –
Память злого пути.
Пробежавшее время
Не даёт подойти.

1987


Ночь

Маяк беззвучным махом света
Толкает чаек на молу.
На миг замрёт, – но нет ответа.
И снова, снова режет мглу.

А мгла срастается мгновенно.
Она вокруг. Она течёт.
Шуршит листвой проникновенно.
В ней звуки все наперечёт:

Ночная птица свистнет тонко,
Сползёт забытое весло,
Да кот обиженным ребёнком
Вдруг закричит. Темно. Тепло.

И глухо. Всё пропало в мире.
Не светит ни одна звезда.
И только луч всё шире, шире
Кромсает тьму. Но, как вода,

Она смыкается упорно,
Не обижаясь, не спеша...
Проснётся ли в пространстве чёрном
До срока хоть одна душа?

1987


1. Антонина Васильева. Март. Л., 1990.
2. «Московский университет», 1963, № 28.