[Из предисловия В.А.Успенского к публикации: Льюис Кэрролл, «Охота на Снарка в восьми напастях» / Перевод с английского Виктора Фета (в альманахе «К востоку от солнца»: Новосибирский гос. ун-т, 2001, вып. 3)].

    «Это, конечно, сумасшедшая теория. Однако она мне кажется недостаточно сумасшедшей, чтобы быть правильной новой теорией». Над этой фразой можно было бы просто посмеяться, сочтя её шуткой, но она была сказана всерьёз. И сказал её великий физик Нильс Бор другому великому физику, Вернеру Гейзенбергу. С неё, с этой фразы будет, возможно, отсчитываться новый этап в теории познания. Потому что в ней было впервые провозглашено, что представление о мире как об абсурде является одним из законных и даже необходимых способов познания мира.
    Философия, и прежде всего тот её раздел, который называется гносеологией, или теорией познания, предлагает формулы, которые с одной стороны объясняют нам, какими способами мы пользуемся в процессе познания, а с другой – внушают нам эти способы. Одна из таких формул – только что приведённая цитата из Бора. Но механизм образования внутри нас модели окружающей действительности – а в эту действительность входят и люди – не исчерпывается утверждениями, сформулированными явно. Не менее важны воздействия косвенные. Среди источников таких воздействий почётное место принадлежит искусству и литературе. Подобно философии, они отчасти объясняют нам нас самих, а отчасти управляют нашими мыслями и поведением – но, в отличие от философии, объясняют и управляют, не объявляя своих целей, действуя скорее на подсознание, чем на сознание.
    Если наука даёт модель мира в виде некоторых более или менее эксплицитных схем, то искусство и литература создают модель в виде художественных образов.
    И коль скоро черты абсурдистского видения мира, проявившиеся в потребности сумасшедших теорий, проникли в высокую науку, неудивительно, что – начиная со сказок – эти черты прослеживаются и в литературе.
    Признанным классиком литературы абсурда является Льюис Кэрролл. Его две знаменитые «Алисы»: «Алиса в стране чудес» и «Алиса в зазеркалье» – неоднократно издавались в русских переводах. Так что Кэрролл как прозаик хорошо известен русскоязычному читателю. Менее известен этому читателю Кэрролл как поэт – хотя обе «Алисы» полны замечательных стихов. Конечно, они присутствуют и в русских переводах, но воспринимаются как бы на втором плане, заслонённые прозаическим повествованием. Их содержание мало связано с основным сюжетом. К тому же они зачастую представляют собою пародийное обыгрывание стихотворений, знакомых каждому англичанину, – но, разумеется, отнюдь не каждому русскому. Поэтому в русских изданиях эти кэрролловские стихи зачастую не переводятся в обычном смысле этого слова, а заменяются совсем другими стихотворными текстами, в попытке создать у русскоязычного читателя тот же эффект, какой англоязычный читатель получает при чтении оригиналов. Борис Заходер, справедливо назвавший своё переложение «Алисы в стране чудес» на русский язык не переводом, а пересказом, в конце пересказа признаётся: «...Лишний раз убедился, что переводить «Алису» нельзя <…>. И пришлось мне написать совершенно другое стихотворение».
    Вершиной поэтического творчества Кэрролла является его поэма «Охота на Снарка» («The Hunting of the Snark»), датированная 1876 годом. На мой взгляд, это ещё и одна из вершин мировой поэзии. Что есть поэзия и в чём её цели – вряд ли всё это можно выразить ясным, исчерпывающим и убедительным образом. По крайней мере одна из целей состоит в том, чтобы на сравнительно коротком пространстве текста путём сочетания смысла и музыки слов оказать на читателя и слушателя максимальное эмоциональное воздействие. В поэме Кэрролла это достигается. Но как раз это обстоятельство делает задачу её перевода почти невыполнимой. <…>