Два ангела.

Ангел радужный склонился
Над младенцем и поет:
«Образ мой в нем отразился
Как в стекле весенних вод.

О прийди ко мне<,> прекрасный<,>
Ты рожден не для земли.
Нет<,> ты неба житель ясный;
Светлый друг! туда!.. спеши!

Там найдешь блаженства море;
Здесь и радость не без слез –
Клик восторга – полон горя –
Здесь и счастлив, – а вздохнешь!

За минуту небо ясно<,>
Вдруг... и тучи налегли.
Все, что чисто, что прекрасно –
Все минутно на земли.

Неужели омрачится
Черной скорбию чело
И блеснув, слеза скатится
Из лазури глаз его?

В дом надзвездный над мирами
Дух твой вольный воспарит,
Счастлив ты под облаками!
Небо <Б>ог тебе дарит!

Пусть же факел погребальный
Над младенцем не горит<,>
Пусть в устах в тот час печальный
Песня радости звучит!

Пусть последнее лобзанье
Без рыдания сорвут:
Час печали, час страданья –
Для тебя — к блаженству путь».

И умчался среброкрылый,
И увял чудесный цвет!..
Мать рыдает и уныло
Смотрит ангелам в<о> след!..

1840 г. 23 сент.

[Калугин 1934, с. 470]

Песня.
(Из Victor Hugo)

Заря небесная играет,
Глядится роза в лоно вод,
Лишь девы сон не покидает,
Она не ведает забот.

Небесная дева,
Души моей рай.
Проснись! и напевам
Поэта внимай!

Проснулось все, лишь нет прекрасной…
Песнь в роще раздается вновь,
Заря сулит день светлый, ясный,
А сердцу шепчет – я любовь.

Небесная дева,
Души моей рай.
Проснись! и напевам
Поэта внимай!

О неба дивное созданье,
О дева, чудо красоты.
Прийми, как ангел – обожанье,
Как дева – дар святой любви!

Небесная дева,
Души моей рай.
Проснись! и напевам
Поэта внимай!

Бог дал мне очи, чтоб в восторге
Я на тебя одну взирал,
Внушил любовь – чтоб в шуме оргий
Тебя одной не забывал.

Небесная дева,
Души моей рай.
Проснись! и напевам
Поэта внимай!

1840 г.

[Калугин 1934, с. 470-471]

Изъ Байрона.

Когда печаль моя, какъ мрачное видѣнье,
Глубокой думою чело мнѣ осенитъ,
Прольетъ, мнѣ на душу тяжелое сомнѣнье
И очи ясныя слезою омрачитъ –
О, не жалѣй меня: печаль моя ужъ знаетъ,
Темницу грустную и мрачную свою,
Она вселяется обратно въ грудь мою
И тамъ въ томленьи изнываетъ...

1842 г.

[Салтыков 1845а]

Музыка.

Я помню вечеръ: ты играла,
Я звукамъ съ ужасомъ внималъ,
Луна кровавая мерцала –
И мраченъ былъ старинный залъ...

Твой мертвый ликъ, твои страданья,
Могильный блескъ твоихъ очей,
И устъ холодное дыханье,
И трепетанiе грудей –

Все мрачный холодъ навѣвало.
Играла ты... я весь дрожалъ,
А эхо звуки повторяло,
И страшенъ былъ старинный залъ...

Играй, играй: пускай терзанье
Наполнитъ душу мнѣ тоской;
Моя любовь живетъ страданьемъ,
И страшенъ ей покой!

1843 г.

[Салтыков 1845б]

Московскiя пѣсни объ искушенiяхъ и невинности.

I.

Не искушай ты меня!
И безъ того я ужъ слабъ!
Ласку всѣмъ сердцемъ ценя,
Я и безъ денегъ твой рабъ!
Не искушай же меня!
И безъ того ужъ я слабъ!

Если жъ ты хочешь помочь,
Хочешь субсидiю дать,
То приходи нынче въ ночь:
Ночью ни зги не видать...
Не искушай ты меня!
И безъ того я ужъ слабъ!

Днемъ, как-то совѣстно мнѣ,
Днемъ «Современникъ» не спитъ!
Стыдно мнѣ! весь я въ огнѣ,
Сребренникъ руки палитъ!
Не искушай ты меня!
И безъ того я ужъ слабъ!

Ночью жъ хотя и темно –
Свѣтъ будетъ въ нашихъ сердцахъ;
Въ ночь, и краснѣть мудрено
Дремлетъ и совесть въ потьмахъ!
Не искушай ты меня!
И безъ того я ужъ слабъ!

Я принесу свой журналъ,
Преданной полнъ сулемы,
Ты жь принесешь капиталъ,
И обмѣняемся мы...
Я принесу свой журналъ,
Ты жъ принеси капиталъ!

И разбѣжимся сейчасъ...
Будемъ бѣжать до утра!
Только боюсь я, какъ разъ –
Ну, какъ въ карманѣ дыра!
Я принесу свой журналъ,
Ты жь принеси капиталъ!

Что, если эта дыра?
Что, если сей капиталъ?
Буду искать до утра,
Не поручусь, чтобъ сыскалъ!
Я принесу свой журналъ,
Ты жь принеси капиталъ!

Ты согласишься ль тогда
Мнѣ возвратить мой покой?
Или же молвишь мнѣ: да!
Братъ! не надуешь дырой!
Братъ! не надуешь дырой!
Хоть и съ дырой, а все пой!

II.
Гимнъ публицистовъ.

Мы говорили: мы согласны,
Но надо жь насъ и поддержать!
Теперь ужъ дни не такъ-то ясны!
Продукты стали дорожать!

Намъ говорили: вы прекрасны,
И мы не прочь васъ награждать;
Не пропадетъ вашъ трудъ напрасно,
Но сколько жь дать? но сколько жь дать?

Мы говорили: мы довольны
Крупицей малой отъ стола,
Намъ по плечу тулупъ нагольный:
Не для красы, а для тепла!

Намъ говорили: это больно!
Мысль ваша слишкомъ несмѣла!
Боимся мы, чтобы невольно,
Съ своей хламидою нагольной,
Она въ трущобу не зашла!

Мы говорили: публицисту,
Чтобы не спали тѣлеса,
Не много нужно: воду чисту
Да сѣна клокъ... чуть-чуть овса...

Нѣтъ спора, яры нигилисты,
Свирѣпы, страхъ, ихъ голоса!
Они здоровы, мускулисты,
Но намъ помогутъ небеса!

Намъ говорили: силы неба
Полезно принимать въ разсчетъ...
Но воинъ, съѣвъ краюшку хлѣба,
Всегда ходчѣе въ бой течетъ!

И если съ вами, дѣти Феба,
Случится скверный анекдотъ,
Не говорите намъ: тебѣ бы
Подумать надобно впередъ!

Мы говорили: такъ позвольте
Намъ предварительно пропѣть,
И если скверно, такъ увольте:
Мы все готовы претерпѣть!

Намъ говорили: ну, извольте!
Всѣ разомъ! громче! не сопѣть!
Мальчишкамъ наглымъ не мирвольте:
Сопѣть – еще не значитъ пѣть!

Остались пробою довольны,
Замѣтили кой-что не такъ,
Одѣли насъ въ тулупъ нагольный,
Пожаловали четвертакъ!

И съ этихъ поръ, въ хламидѣ скверной,
Не скрывшей даже наготы,
Стоимъ мы крѣпко, служимъ вѣрно,
Поемъ сподрядъ всѣ страмоты!

III.
Элегiя.

Страшно! нѣтъ голоса больше умильнаго!
Ясность души промоталъ!
Встанетъ Грановскiй изъ плѣна могильнаго,
Спроситъ: гдѣ взялъ капиталъ?
Цѣлую ночь въ болтовнѣ провожаючи,
Я съ бюрократами пилъ!
И не взначай имъ невинность, играючи,
Кажется, я подарилъ!
Слабое сердце плѣнилось манерами,
Ядомъ французскихъ рѣчей,
Голосомъ ласковымъ, строгими мѣрами...
Не устоять – хоть убей!
Страшно! что, если connubio мрачное
Горькiй свой плодъ принесетъ?
Встретитъ ли почву готовую, злачную
Иль безъ слѣда пропадетъ?
Что-то случится? Антихриста ль злобнаго,
Иль эфiопа рожу?
Или Л…ва злаго, трехпробнаго…
Весь-то дрожу я, дрожу!

IV.

Въ головѣ все страхъ да бредни!
Весь покой свой растерялъ!
Грежу даже у обѣдни
Унесутъ мой капиталъ!
Капиталъ тотъ, что намедни,
Съ страшной клятвой, что послѣднiй,
Поддержать чтобъ мой журналъ,
Подарилъ мнѣ генералъ!
И болтливъ же я не въ мѣру!
Даже дѣтямъ разсказалъ,
Что всѣмъ прочимъ для примѣру
Получилъ я капиталъ!
Капиталъ тотъ, что на вѣру,
За прекрасную манеру,
За прекрасный мой журналъ
Подарилъ мнѣ генералъ!
И шепталъ онъ мнѣ, вручая:
Сохрани сей капиталъ,
Въ немъ таится сила злая,
Хоть объемомъ онъ и малъ!
Охъ, боюсь, чтобъ, картъ алкая
И субсидiей играя,
Ты ея не проигралъ!
Такъ шѣпталъ мнѣ генералъ...
И, изрыгнувши проклятье,
Мелочь на полъ онъ бросалъ...
Вздумалъ руку лобызать я –
Ужъ плевалъ же онъ! плевалъ!
Но успѣлъ поцаловать я,
Хоть изгадилъ онъ мнѣ платье!
«Я не думалъ, чтобъ ты взялъ!»
Такъ, сквозь слезы, он шепталъ!
Съ той поры, взыгравъ душою,
Я на карты не взиралъ;
Мучимъ преданностью злою,
Все языкъ свой изъязвлялъ!
Обкормлю всѣхъ сулемою!
Восклицалъ я (чтожь, не скрою),
Будетъ разомъ всѣмъ финалъ!
Спи спокойно, генералъ!
Но наказанъ я ужасно!
Я того не разсчиталъ:
Не могу же я всечасно
Стеречи свой капиталъ!
Отойти — боюсь, опасно!
Не предвидѣлъ, чтобъ такъ страстно
Взоръ домашнихъ проницалъ
Всюду, гдѣ бы я ни клалъ
Подаренный капиталъ!
И съ тѣхъ поръ, все страхъ да бредни!
Весь покой я растерялъ!
Грежу даже у обѣдни:
Унесутъ мой капиталъ!
Капиталъ тотъ, что намедни,
Съ страшной клятвой, что послѣднiй,
Поддержать чтобъ мой журналъ,
Подарилъ мнѣ генералъ!

[Змиев-Младенцев 1863]

Забытыя слова.

Мнѣ чудилось (не то во снѣ, не то на-яву), что невидимая, но влажная рука обвила меня и неудержимо увлекаетъ въ зiяющую пустоту. Я сознаю себя безпомощнымъ и даже не пытаюсь сопротивляться загадочной силѣ, словно нѣчто роковое ждетъ меня впереди. И чѣмъ глубже я погружаюсь въ необъятную даль, тѣмъ унылѣе становятся перспективы, тѣмъ быстрѣе свѣтъ смѣняется сумерками, тѣмъ рѣшительнѣе потухаетъ вселенская жизнь подъ игомъ всеобщаго омертвенiя.
Сѣрое небо, сѣрая даль, наполненная скитающимися сѣрыми призраками. Въ сѣрѣющемъ окрестъ болотѣ кишатъ и клубятся сѣрые гады; въ сѣромъ воздухѣ беззвучно рѣютъ сѣрыя птицы; даже дорога словно сѣрымъ пепломъ усыпана. Сердце мучительно надрывается подъ гнетомъ загадочной, неизмѣримой тоски.
Удручаютъ сѣрые тоны, но еще болѣе удручаетъ безмолвiе. Ни звука, ни шороха, ничего, кромѣ печати погибели. И чѣмъ больше я углубляюсь въ это оголтѣлое царство, тѣмъ болѣе всѣмъ существомъ овладѣваетъ оторопь и сознанiе отупѣлой безнадежности, въ которой все кругомъ застыло и онѣмѣло. Ощущенiе оскудѣнiя постепенно заползаетъ во все существо, и я начинаю чувствовать, что недалекъ тотъ моментъ, когда и внутри меня все омертвѣетъ.
Но вотъ я и у цѣли: передо мною кладбище. Точно взволнованное море, раскинулось оно на необозримое пространство въ даль и въ ширь, усѣянное безчисленными могильными насыпями. Заброшенность и одичалость вездѣ наложили здѣсь печать свою. Храмъ, когда-то осѣнявшiй мертвецовъ, стоитъ полуразрушенный, съ раскрытымъ куполомъ, давая прiютъ нетопырямъ и ночнымъ птицамъ. Колоколъ, нѣкогда «призывавшiй живыхъ и оплакивавшiй мертвыхъ», лежитъ разбитый у подножiя храма; надмогильные памятники, ограды – все повалилось и лежитъ, разбросанное, заросшее мхомъ и бурьяномъ.
Кажется, самъ ветхiй Адамъ сложилъ здѣсь свои кости. За нимъ послѣдовали поколѣнiя за поколѣнiями и наслоялись одно надъ другимъ, пока, наконецъ, земная утроба не насытилась мертвецами…

[Салтыков 1889]



ЛИТЕРАТУРА:

Змиев-Младенцев 1863 – Мих. Змиев-Младенцев. Московские песни об искушениях и невинности // Свисток. Собрание литературных, журнальных и других заметок. 1863, № 9, с. 32–37.
Калугин 1934 – Салтыков в Лицее / сообщение М. Калугина // Литературное наследство. Т. 13–14. Щедрин. 2. М.: Журн.-газ. объединение, 1934, с. 461–480.
Салтыков 1845а – М. Салтыков. Из Байрона. 1842 // Современник, 1845, т. 39, с. 306.
Салтыков 1845б – М. Салтыков. Музыка. 1843// Современник, 1845, т. 39, с. 212.
Салтыков 1889 – М. Салтыков. Забытые слова // Вестник Европы, 1889, № 6, с. 847–848.
Салтыков-Щедрин 1966 – М.Е. Салтыков-Щедрин. Стихотворения Кольцова // М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в 20 т. Т. 5. М.: Художественная литература, 1966, с. 6–31.
Салтыков-Щедрин 1973 –М.Е. Салтыков-Щедрин. Собрание сочинений в 20 т. Т. 17. М.: Художественная литература, 1973.