 |
||||
|
Содержание Крым Подсознание Кавказские сонеты Коктебель Рица Завещание Сонет Маски Ледостав Разлив |
|
Крым Венок сонетов 1. Равнина, необъятная для взгляда… Полынь, бурьян, желтеющий кострец, Бесплодность, серость из конца в конец, На Сиваше – галдящих птиц громада. Застыл Сиваш в стеклянном пекле ада, Полынь благоухает и чабрец, Потрескался от зноя солонец. – Где ты, лугов украинских отрада? Блистает розовая соль, как снег, Стогами сложена на топкий брег; Коней косяк пасётся в суходоле, – Невзрачен вид их, но – как ветер – шаг. Как дикий скиф, несусь верхом по полю – Степных просторов беспределен взмах. 2. Степных просторов беспределен взмах; Струится даль в волнах фата-морганы, Устало вьются ковыля султаны, Невесть куда бежит широкий шлях. Томятся пустельги на проводах, Большой орёл срывается с кургана, Кузнечики стрекочут неустанно, Пылает степь, как пламенный очаг. Покинул овражок*) свой пост дозорный, И журавля замолкнули валторны… Навис над степью едкий серый прах, Туманя даль, степные травы кроя, И замерли под ним, томясь от зноя, Ковыль, чабрец, полынь на солонцах. 3. Ковыль, чабрец, полынь на солонцах, Столбы бегут томительно-тоскливо. Но вот – ставок*). Над ним склонились ивы, Грачи о чём-то спорят в их ветвях. Тучнее почва. Бесконечный шлях Идёт сплошной волнующейся нивой. В лазури – жаворонков переливы Трепещут на серебряных крылах. Салгира бег маячит тополями, Стон песни ветер носит над полями, Громадит на полях крестьянский люд. Тяжёл их труд – заслужена награда. Пасётся на околице верблюд, Вдали – овец разбросанное стадо. 4. Вдали – овец разбросанное стадо Лениво щиплет высохший типчак. Расставив крылья, сторожит ветряк Полдневный отдых мирного посада. Заманчива привала здесь услада, Шлёт ароматный синий дым кизяк, Гостеприимно простоват степняк, Лицом скуласт, приземистого склада. Кто родом он? Бог знает. Для хазар, Славян, монголов, скифов и татар Был Перекоп – ничтожная преграда. За век свой долгий всех видала степь… Кричит петух. Скрипит колодца цепь За кущами развесистого сада. 5. За кущами развесистого сада, Когда спадёт немного полдня жар, Плетётся по степи обоз мажар*) Под города базарные аркады. Гудит разноязычная громада Эстонцев, немцев, русских и татар. Обилен и велик, кипит базар. В нём слышен гул далёкого Царьграда. И, верно, помнит ветхий Минарет Далёкий сон гиреевых побед, Могущество и плен Бахчисарая. Но власть царей и ханов пала в прах… Вдали, на перевалах утопая, Туманов слой ложится на горах… 6. Туманов слой ложится на горах, Полны предгорья сладостного мира; На берегах весёлого Салгира Богатый зреет урожай в садах… Алеет маками крутой овраг, Стрижи мелькают в синеве эфира, В отрывах скал их гнёзд чернеют дыры, Пустынно в белых меловых скалах. Отвесы их источены, как соты. Здесь в старину, как птицы, жили готы, Когда орда свой утверждала стяг, Ища приюта от набегов бранных. Над цепью гор сиренево-туманных Вершину взнёс владыка Чатырдаг. 7. Вершину взнёс владыка Чатырдаг. Отвесны скал обрывы и фронтоны, Утёсов громоздятся бастионы, Чтоб осыпями развалиться в прах. Отвесных гор велик и смел размах: Их толщу перерезали каньоны Глухие пропасти темны, бездонны, Подошвы тонут в вековых лесах. Гудит в лесу высоких сосен хвоя… От слепней въедливых ища покоя, В глубокий яр скрывается олень. В орешнике – косуль пасётся стадо – Люба им чащи благостная сень, В ущельях мрак лесов и вод прохлада. 8. В ущельях мрак лесов и вод прохлада, И дышит сыростью грибная прель. Покрыла скалы мхов зелёных цвель, Напоенная брызгами каскада. Как храм Природы – духов колоннада… Смолкает Пана сладкая свирель: И пеночки рассыпчатая трель, И зяблика нехитрая рулада. Как тихо… Вот вдали сломался сук, В ветвях чуть слышен робкий дятла стук. Таинственен в вершинах ветра рокот… Прогалина светлеет под скалой, В поднебесьи гортанный слышен клёкот – Орлы парят над выжженной Яйлой. 9. Орлы парят над выжженной Яйлой, Хаосом каменным поверглись скалы, Безжизненны известняков оскалы, Слепит глаза хрустально-резкий зной. Прохладный ветер, горный и степной, Горбами жёлтыми бегут увалы, Как кратеры Луны лежат провалы, Проросшие потоптанной травой. Там над скалой синеет дым кошары, По склонам выжженным овец отары, Их сторожит овчарок чуткий вой. Чабан уснул в безделии ленивом. Зияет пропасть за крутым обрывом, Внизу – аул мостится над скалой. 10. Внизу – аул мостится под скалой; Как ласточкины гнёзда под застрехой, Лепятся сакли. Под шатром ореха Семья сидит за жирной каюрмой. К студёному фонтану за водой Собрались девы. Слышны всплески смеха. Кувшины медные набрав без спеха, Колебля стан, бредут они домой. Татарки юной профиль генуэзский, Турецкие в ушах её подвески Так много говорят о старине, О гибели культур, племён раздоре… Внизу – всё дремлет в знойной тишине, В парадном кипарисовом уборе. 11. В парадном кипарисовом уборе Дворцов и вилл внизу белеет ряд. По склонам наливается мускат И приторный инжир созреет вскоре. Сияет солнце в пламенном просторе, Стоит в ушах немолчный треск цикад, Льёт можжевельник терпкий аромат, Смолистым ветром жарко пышут взгорья. Над сосняками светлыми навис Обрывистый крутой карниз. Легко дышать под небом вечно-чистым. Под ним недуги тают, точно дым. В уборе парков, празднично-тенистом Сбегает Южный Брег, Яйлой храним. 12. Сбегает Южный Брег, Яйлой храним… С Яйлинских скал сорвавшиеся грифы Задумчиво чертят иероглифы И исчезают в синеве над ним. Но призрак Прошлого – неизгладим. Всплывают древности седые мифы… Из тяжких плит не здесь ли клали скифы Ряды гробниц воителям своим? Здесь Ифигения жила у Тавров, Здесь жертвы кровь лилась под сенью лавров, Здесь дух Эллады издревле витал, И жив поднесь в покрытой мхом амфоре. Тавриды здесь предел. За гранью скал – Щитом ахилловым восстало море. 13. Щитом ахилловым восстало море – Серебряной бронёй блестит волна, Сапфиром отливает глубина, Прибой шумит у скал в глухом напоре. Но стойки скалы в вековечном споре, В закрытой бухте мир и тишина. Вода прозрачна, как стекло. У дна Креветок стая скачет в филлофлоре*). На пляже знойном солнцем осиян Торс женщины нагой. Целебно-прян Немытых водорослей запах йодный. Ряд облаков в эфире недвижим. Шлёт лёгкий бриз простор великий водный, Объемля осиянный солнцем Крым. 14. Объемля осиянный солнцем Крым, Великий Понт катит куда-то волны; Вздымает ветер их, сырой и солный, И вдаль несётся, прям, неотвратим. Но чайки белой лёт неутомим, Белеет парус шхуны, ветра полный, Вдали рыбацкие застыли чёлны, И пароход пускает чёрный дым. Мелькает меж валов плавник дельфиний. Огромен щит воды, глубоко-синий. Когда-то, покоривши Геллеспонт, По нём плыла Язонова армада, И всё катил валы великий Понт – Равнина необъятная для взгляда. 15. Равнина необъятная для взгляда, Степных просторов беспределен взмах. Ковыль, чабрец, полынь на солонцах, Вдали – овец рассыпанное стадо. За кущами раскидистого сада Туманов слой ложится на горах; Вершину взнёс владыка Чатырдаг, В ущельях – мрак лесов и вод прохлада. Орлы парят над выжженной Яйлой, Внизу аул мостится под скалой, В парадном кипарисовом уборе Сбегает Южный брег, Яйлой храним. Щитом Ахилловым восстало море, Объемля осиянный солнцем Крым 13 января 1932, Симферополь Подсознание Я не поэт, увы! Поэт подобен птице, Что может распевать повсюду и всегда, Напевами к любой вершине возноситься, Слагая их спокойно, без труда. О нет! Я не таков Я в прозе костенею. И образов лишён язык вседневный мой, Как шпагою боец стихом я не владею. Но стих зато овладевает мной: Подвержен я порой бываю наважденью, Когда я – сам не свой, и каждый нерв – струна, Когда томленье – дни, а ночи безо сна, Не это ли зовётся «вдохновенье»? По целым дням сижу, прикован у стола, Как пьяницу вино – зовёт, влечёт бумага. Противиться – нет сил. Бросаю все дела, И бедный мозг терзает рифм ватага. Спастись от них – нельзя, они найдут везде, Как рой докучных мух. Как жадных гарпий стая, Так в муках тягостных, в смятеньи и труде Внебрачное дитя – свой стих – рождаю. …………………………………………………… Но вот прошла болезнь, и снова я здоров, В ярмо вседневных дел опять впрягаюсь вскоре, Лишь ворох начерно исписанных листков Свидетель дней смятения и хвори. Читаю – почерк мой! Ужели я писал? На вязь небрежных букв взираю с изумленьем: Откуда, не пойму, я эти рифмы взял, И образы, и мысли, и сравненья? То не мои стихи, и не по силам мне: Кто создавал их, тот прозорливей, мудрее. Когда здоров я, он глубоко спит во мне, И бодрствует, когда я заболею. Он как сокрытый «дух», который говорит Спиритам, что в кружок под вечер соберутся. Да, я писал за ним, послушный, как спирит, Что пальцы в вещее уставил блюдце. 19 августа 1932, Алушта Кавказские сонеты 1. Черкес С лихими предками несхож черкес: Черкеску пересыпав нафталином, Он щеголяет в модном френче длинном И чужд ему набегов древний бес. Да не пойдёт судьбе наперерез: С заботой тяжкой на челе орлином Он садит кукурузу по долинам, Жену за грушами пославши в лес. И лишь на свадьбе или на Байраме Черкес былой опять встаёт пред нами: Черкеска вынута из сундука. С кинжалом, но увы! уж без винтовки Он мчится в разудалой джигитовке И кличет грозное арирака! 1932 2. Батум В Батуме дни оранжерейно-жарки, Но дышится легко и пряно. Тут Ласкает море, солнце жжёт, и жгут Газельи очи девы гор – аджарки. Здесь краски так насыщены и ярки; Земля – кирпич, листва – как изумруд. Гортензии лазорево цветут И рододендроном пылают парки. Но часто-часто меркнут небеса Льёт дождь, покрыто небо жирной плёнкой, Чадрой покрыта дивных дев краса. И в аромат изысканный и тонкий, Что льёт весной цветущий апельсин, Привносит смрад мазут и керосин. 3. Поти У мутных вод Риона дремлет Поти. Здесь свеж на улицах травы ковёр! Вокруг амфитеатры снежных гор, Но отступили горы далеко те. Туман москитов вьётся на болоте, Под вечер громогласен жабий хор. Но тускл малярика стеклянный взор И город замер в вековой дремоте. Он грезит сон, как некогда в залив В сияньи шлемов и поножей*) медных Эллады речью берег огласив, Явился с моря сонм гостей победных, И силой чар забрал их вождь Язон Руно златое, что хранил дракон. 4. Палеостом*) Урчит, гудит лягушками болото, Волнами марева вдали струясь. К полудню комаров притихла мразь, Под берегом, в воде, чернеет что-то: То буйволы. Они как бегемоты Залезли по уши в родную грязь, От слепней надоедных погрузясь В блаженно-допотопную дремоту. Потоки беспощадного огня С белёсого струятся небосвода. В молочные распаренные воды В недвижном пекле яростного дня. Сковала мир тягучая истома И как стекло простор Палеостома. Коктебель На смерть М. Волошина Всё тот же дико-зубчатый хребет Замкнул стекло сапфирного залива. На выжженных холмах – полыней грива, Пахуч тимьян, и ярок солнца свет. Сойди на берег – дом, где жил Поэт, Иные дни напоминает живо. Войди. Тебе из ниши молчаливо Лик белой Таиах пошлёт привет. Всё на местах, но – смолкли дифирамбы! Певец ушёл, свободный от оков… Как жуток стал осиротелый кров, Как траурны акаций жёлтых штамбы! Ушёл певец, но в рокоте валов Не замолчат торжественные ямбы! 19 октября 1932, Симферополь Рица В лесных трущобах таится Светлая Рица. Глубокая щель, В ней купель. Скрыта в горах отовсюду, – Лесное чудо…
Оскалена грозным обрывом,
Досель торчат из пучинПодмыта потоком бурливым, Гора отдала часть себя, Подпёрла теченье потока И породила тебя, Бездонное око, В были небылица, Светлая Рица! Ряды засохших вершин. Высокие пихты Поглотила в водах своих ты. Их вершин палисад – Берегов скалистых ограда. То не главы ль стоят Потонувшего Китеж-града?
Люблю тебя, Рица,
Рица, купель лесная!За то, что всегда ты молчишь, Люблю твою тишь, Обрыв крутой побережья, Трущобы медвежьи, Скалы, снега и леса… Лишь лёгких зыбей полоса Дуновением ветра сребрится В твоём зеркале вод – Люблю тебя, Рица! Тебя покидая, Один у всякого сказ: Ещё бы в жизни хоть раз Испить мне твоей водицы, Светлая Рица! 19 августа 1933 Завещание Изгнанникам Крыма посвящаю. Одолеют зависть или злоба – Я судьбы не изберу другой: Умирать, так умирать с тобой Иль, как Лазарь встать из гроба! М.Волошин Не скифа ль дух во мне ожил, Чьи кости уж давно истлели В одной из каменных могил Кикенеиза или Скели? Так бесконечно мне родна В час малодушья и обиды Покинутая мной страна – Пенорождённая Таврида! Край солнца, моря, скал и сосен, Край тучных нив и сладких лоз, Зелёных зим, цветущих вёсен, Край воплощённых детских грёз.. Как жадно слушал я мальчишкой Рассказы матери про Крым, К богатствам приобщив своим Морской голыш с кедровой шишкой. Когда же первый раз ступил Я на перрон Бахчисарая – Как несказанно счастлив был Я, воздух сладостный впивая! А мой восторг, когда сквозь гром Предсевастопольских тоннелей Сверкнуло море серебром В одном из меловых ущелий! Как жадно бросился к нему Я в Херсонесе, чтоб измерить Его простор и чтоб проверить Воды солёность самому! А первый взгляд с Байдар обрыва! Сейчас я вижу наяву Запечатлённую так живо Сверкающую синеву. А этот вечер благодатный, Поездки сказочной конец, Когда предстал в заре закатной Ай-Петри зубчатый венец! В Алупку въезд. Поверх базара Отбросил чёрный силуэт На фон закатного пожара Мечети стройный минарет. Над ним торжественно высоко Блестяще-юный лунный серп – Магометанского Востока Традиционно яркий герб. Под рёв Стамбульского органа Галдёж, татар и турок речь, И запах кофе, остро пряный, И бубликами пышет печь. В чужой ли край в тот вечер летний Меня ввела судьба моя, Или чрез тысячелетья В край прадедов вернулся я? Блаженно было бесконечно То лето – первое в Крыму, Когда носился я беспечно В хаосе, в парке. Одному Хотелось быть, чтоб пить запоем Дыханье моря, солнца блеск, В полуденном чтоб слушать зное Цикад осатанелых треск. Под сенью Воронцовских пиний Валяться с книжкой. Обонять Под аркой розовых глициний Их аромат, а там опять К морскому берегу спускаться, На солнце греться и купаться. Смиряя первый детский страх, В ладье нестись на парусах, И у фелюжного затона Влюбляться в рыбака Антона, Пред тем влюбившись в целый мир, Под вечер пить густой кефир, И возвратившись ночью звёздной, Уснуть и грезить сладкий сон: Прогулка по морю... Антон... А за окном – крик сплюшки*) поздний. Тех дней, тех снов уж не вернуть, Как младости... О, если это Счастливое, как в сказке, лето И отличалось чем-нибудь От светлого блаженства рая, То тем лишь, что порой, вздыхая, Я вспоминал, что и оно Когда-то кончиться должно, Как в мире всё, что начиналось! ............................................ А сколько знойных лет за ним А там и осеней, и зим За треть столетия промчалось!.. Как я узнал тебя, мой край, – Узнал на Яйлинских вершинах В потоках, рвущих через край, В твоих торжественных руинах! В степях полынных в летний зной Узнал, сгорая лютой жаждой, В сугробах вьюжною зимой, Бродя по пояс не однажды. Узнал в неистовстве штормов, Ревущих грозно в такелаже, В гекзаметрах пустынных пляжей, В прибойном грохоте валов. Узнал в беспечном изобилье Годов, далёких, словно сон, И в голоде, в крови, насилье Гражданской распри злых времён. Рука судьбы неотвратима, Пути её для нас темны: Покинул я пределы Крыма, Как многие его сыны. Изгнанникам иные страны Работу дали и приют, Но сердца не залечат раны, Тоски душевной не уймут. Есть много стран, где изобильней Поля, где зеленей леса… Тавриды вечная краса В сердцах у нас царит всесильно. Её забыть – кому? Не мне ль? Но с нею треть я прожил века, Любил-родил-творил... Вот цель, Вот путь извечный человека. Здесь я недавно только взял Высокий жизни перевал. Могу ль забыть, катясь под гору, Я жизни действенную пору? Тому покоя в мире нет, Чьи крымским ядом страждут вены, Он жжёт в отплату за измену. Увы! Я преступил завет Отшельника из Коктебеля: До часа смертного в постели Неколебим остался он. Я ж на скитанья осуждён. Но, как Еврей старозаветный Весь век живёт мечтой заветной, Несбыточный лелея сон – Под старость лет узреть Сион, – Так я мечтаю возвратиться На склоне лет в далёкий Крым, Вдохнуть отчизны сладкий дым И в старой сакле поселиться, Остаток дней своих прожить Под неизменно-ясным небом И, свой костяк, прогретый Фебом, В дольмене ещё раз сложить. …………….…………………… А если ранняя кончина Меня застигнет где-нибудь, – Хочу недолго лишь вздремнуть В сырой могиле на чужбине: Пускай в Тавриду отвезут Мой бедный прах, сухие кости, И всё ж в дольмене погребут На циклопическом погосте... Сонет Е.Н.Селезнёвой Негаданно мы встретились когда-то Высоко среди фирнов и лавин. Вы поднялись тропами из низин, А я набрёл на Вас, идя вдоль ската. Пространство было тучами объято Туманы скрыли кругозор вершин, Прорезав их, Чугуш*) ловил один Прощальный отблеск близкого заката. Грядущее прозреть не может взор, Судьбы людей, как тропы и дороги, Что вьются в лабиринте снежных гор. Мир туч, запеленавших их отроги, – Возможно, что опять когда-нибудь Скрестится с Вашим жизненный мой путь. Маски К концу жизни бывает совершенно то же, что к концу маскарада, когда маски снимают. Шопенгауэр, «Афоризмы житейской мудрости», гл.6. За полночь. Окончен шальной маскарад. Уж свечи, чадя, догорают. Снимают все гости свой пёстрый наряд, И маски, и маски снимают. Мишурных иллюзий развеялся дым: Мефисто, блестящий и едкий Без маски стал вновь репортёром плохим Продажной бульварной газетки. Гвоздь вечера – в локонах блондовых Паж, Что вальс танцевал с королевой, Вновь стал парикмахером лысым, она ж Модисткой, увядшею девой. С высоких ходуль соскочив, Великан Стал маленьким карлой горбатым, А нищий, лохмотья сложив в чемодан, Купчиной уходит богатым. Так старость, развеяв в закатный наш час Иллюзии жизненной сказки Подводит итоги, и все видят нас Такими, как есть мы, без маски. 18 октября 1935 Ледостав Пустынно у забытого причала. Закончивши последний свой поход, Идёт в затон бродяга пароход, И как-то сразу вдруг зима настала. Плывут куски разбросанного сала, Спекаясь в ненадёжный тонкий лёд. С ним долго борется упорство вод, Но вот, река задумалась и – стала. Стучит-работает кузнец-мороз И, громоздя торосы на торос, Клепает их солидно и надолго. Суровость голых ледяных оков Смягчит, укроет ледяной покров. Тяжёлым сном уснёт, застынет Волга. 20 ноября 1935, Нижний Новгород Разлив Как море необъятно-широко Весенних вод раскинулся разлив. Струями мутными луга, поля покрыв, Леса и сёла отразив далёко. В лазури тянут журавли высоко, Кой-где торчат кусты залитых грив. Вздымает гребни ветерка порыв – Раздолье вод найти не может стока. Плывут остатки побеждённых льдов. Багрит плавник отважный рыболов, Влача его победно на буксире. Залитые леса певцов полны, Всё бродит соком сладостным весны. И с каждым днём разлив полней и шире. 8 мая 1936, Нижний Новгород Стихотворения публикуются по автографам из архива семьи Ефремовых. |
|
||||