Из воспоминаний А. И. Герцена о Полежаеве.     [...] Полежаев студентом в университете был уже известен своими превосходными стихотворениями. Между прочим написал он юмористическую поэму «Сашка», – пародируя «Онегина». В ней, не стесняя себя приличиями, шутливым тоном и очень милыми стихами, задел он многое. [...]     [...] Осенью 1826 года Николай, повесив Пестеля, Муравьёва и их друзей, праздновал в Москве свою коронацию. Для других эти торжества бывают поводом амнистий и прошений; Николай, отпраздновавши свою апотеозу, снова пошёл «разить врагов отечества», как Робеспьер после своего Fête-Dieu.     Тайная полиция доставила ему поэму Полежаева...     И вот в одну ночь, часа в три, ректор будит Полежаева, велит одеться в мундир и сойти в правление. Там его ждёт попечитель. Осмотрев, все ли пуговицы на его мундире и нет ли лишних, он без всякого объяснения пригласил Полежаева в свою карету и увёз.     Привёз он его к министру народного просвещения. Министр сажает Полежаева в свою карету и тоже везёт – но, на этот раз, уж прямо к государю.     Князь Ливен оставил Полежаева в зале, где дожидались несколько придворных и других высших чиновников, несмотря на то, что был шестой час утра, и пошёл во внутренние комнаты. Придворные вообразили себе, что молодой человек чем-нибудь отличился, и тотчас вступили с ним в разговор. Какой-то сенатор предложил ему давать уроки сыну.     Полежаева позвали в кабинет. Государь стоял, опершись на бюро, и говорил с Ливеном. Он бросил на взошедшего испытующий и злой взгляд, в руке у него была тетрадь.  – Ты ли, – спросил он, – сочинил эти стихи?  – Я, – отвечал Полежаев.  – Вот, князь, – продолжал государь, – вот я вам дам образчик университетского воспитания, я вам покажу, чему учатся там молодые люди. Читай эту тетрадь вслух, – прибавил он, обращаясь снова к Полежаеву.     Волнение Полежаева было так сильно, что он не мог читать. Взгляд Николая неподвижно остановился на нём. Я знаю этот взгляд и ни одного не знаю страшнее, безнадёжнее этого серо-бесцветного, холодного, оловянного взгляда.  – Я не могу, – сказал Полежаев.  – Читай! – закричал высочайший фельдфебель.     Этот крик воротил силу Полежаеву, он развернул тетрадь. Никогда, говорил он, я не видывал «Сашку» так переписанного и на такой славной бумаге.     Сначала ему было трудно читать, потом, одушевляясь более и более, он громко и живо дочитал поэму до конца. В местах особенно резких государь делал знак рукой министру. Министр закрывал глаза от ужаса.  – Что скажете? – спросил Николай по окончании чтения. – Я положу предел этому разврату, это всё ещё следы, последние остатки; я их искореню. Какого он поведения?     Министр, разумеется, не знал его поведения, но в нём проснулось что-то человеческое, и он сказал:  – Превосходнейшего поведения, в. в.  – Этот отзыв тебя спас, но наказать тебя надобно, для примера другим. Хочешь в военную службу?     Полежаев молчал.  – Я тебе даю военной службой средство очиститься. Что же, хочешь?  – Я должен повиноваться, – отвечал Полежаев.     Государь подошёл к нему, положил руку на плечо и, сказав:  – От тебя зависит твоя судьба: если я забуду, ты можешь мне писать, – поцеловал его в лоб.     Я десять раз заставлял Полежаева повторять рассказ о поцелуе – так он мне казался невероятным. Полежаев клялся, что это правда,     От государя Полежаева свели к Дибичу, который жил тут же, во дворце. Дибич спал, его разбудили, он вышел, зевая, и, прочитав бумагу, спросил флигель-адъютанта:  – Это он?  – Он, в. с.  – Что же! Доброе дело, послужите в военной; я всё в военной службе был – видите, дослужился, и вы, может, будете фельдмаршалом.     Эта неуместная, тупая, немецкая шутка была поцелуем Дибича. Полежаева свезли в лагерь и отдали в солдаты. [...] А.И.Полежаев. Стихотворения. Поэмы. М.: Московский рабочий, 1981.