 |
||||
|
Пророст зерна Чуешь ли нежный напор? Была бы легче рука, Зорче был бы взор, Слышал бы ход стебелька! Малый, как он упрям Миру распятых звезд, Божьим распятым дням Дать и свой крест. Феодосия, 1920 О небеса! – священный дикобраз, Где каждая игла горит звездою, Где сколько игол, столько тусклых глаз, Нависли вы – как тяжко! – надо мною! Как трудно давит твой, о вечность, час Нас, миги числящих! Вселенского покою Как уху жуток вопиющий глас! Феодосия, август 1921 С.Р.Б. Припрянут сумерки. Печаль Мне руки на плечи положит, Что день опять напрасно прожит. Что дальная все дальна даль, Что смотришь ты все так же строго, Что ни единого огня Перед лицом ночного Бога Затеплить нету у меня. Москва, апрель 1922 Дней еще десяток или сотня, Много, много десять-двадцать лет – И настанет то сегодня, За которым завтра нет. И пройдет тогда перед тобою Все, что знал ты на земном пути, Но молись, чтоб было чтo с собою, От земли туда перенести. Узкое, май 1923 Какая тишь! Как четко обозначен На каждой ветке Каждый желтый лист. Осенний небосвод, Как он прозрачен! Предсмертный вздох, Как ты глубок и чист. Москва, Дом Герцена, сентябрь 1924 На могиле сына (нашему сыну Димочке) Здесь – предел покоя и свободы. Солнце льет неяркие лучи. Тишиною замкнуты все входы, В глубь небес закинуты ключи. 26 октября 1926 Внук – деду Дмитрию Ивановичу Благому Уже не наш, живешь еще меж нами, Живешь и ждешь, когда настанет час, И видишь полузрячими очами То, что незримо никому из нас. Еще следишь уже нездешней думой Дней наших бесконечный маскарад, Но блеск его и тусклый, и угрюмый Не отражает твой нездешний взгляд. А луч блеснет столь жданного заката Без сожаления, без боли, без утрат. Уйдешь туда, откуда нет возврата И был бы так безрадостен возврат. Домик в лесу Малый домик в лесу. У порога – Щебет птиц и дыхание смол; Между сосен к калитке дорога, Изогнувшийся лирою ствол. На земле, на ветвях – трепетанье Золотых, благодатных лучей: Словно всюду разлито сиянье Милых глаз и улыбки твоей. Удельное, июль 1938 За радость ту, что так была мгновенна, За ту печаль, которой жгучей нет, За боль и за восторг двух Наших лет – Будь благословенна. За вешние поля, где лёг наш беглый след, За всё, что минуло, но что в душе нетленно, За всю тоску, за весь мой душный бред – Будь благословенна! Москва, март 1932 Прощай Прощай! Иди своим путем, А я пойду моей дорогой, Отказано судьбою строгой Нам в этом мире быть вдвоем. Прости! Прости! Но в злые дни, В часы предсмертного томленья Моей любви и умиленья Ты в сердце память сохрани. Москва, август 1941 В Нескучном саду Простор запущенного сада, Небес вечерних благодать, Дерев старинная прохлада, Реки чуть дышащая гладь. Печаль предвидимой утраты, Серьёзность с шуткой пополам. Прощальный поцелуй крылатый, Приснившийся моим губам. Москва, июль 1941 Под вой сирен, под грохот боя, Когда кругом одно – война, Неизъяснимого покоя Душа – пустынница – полна. В прорывах туч, в пролетах бури, В провалах мрака, иногда На вдруг проглянувшей лазури Сияет тихая звезда. Удельная, июль 1941 года Пустая даль. Под плачи ветровые Идёшь, идёшь, покуда хватит сил... То там, то здесь, как вехи верстовые, Чернеют насыпи родных могил. Холодный ветер свищет на просторе, Лицо и грудь сечёт косым дождём... Мужайся, друг! Твой путь к концу, и вскоре Последней вехой станешь ты на нём. Ташкент, ноябрь 1942 Divina commedia Багрово-лиловые тучи На грудь навалились земли, Отвесные адские кручи Наш проклятый мир облегли. Трехглавые чуда на страже; И мрачно пылают врата, И надпись на них все та же: Надежду оставь навсегда! Но глянь чуть правее и выше – Там рой золотых мотыльков, Лазорево-розовых вспышек, Легчайших, как сны, облачков... И рвешься в восторженном кличе, Выплескиваясь через край, За благостной Беатриче, В ее серафический рай. Ташкент, март 1943 Самарканд Солнца диск пылающий разломан В тысячи сверкающих кусков: Пестрых улиц многоцветный гомон, Толочь толп, крик женщин, рев ослов. И над всем, столетья перепутав, Тишиной перекрывая шум, Торс гиганта в мире лилипутов, Вскидывает в высь Биби-Ханум. Ташкент, апрель 1943 Крылатых облак вереницы В безбрежный улетают путь, Деревья рдеют, как жар-птицы, Готовые вот-вот вспорхнуть. Роняя плоти позолоту, Не сетуя и не спеша, И ты готовишься к отлету, Свой круг свершившая душа. 1943 На гребне дикого утёса Возник твой образ предо мной В лазурном мареве Давоса, В Альпийской раме снеговой. Мою судьбу ты разделила. Мы жизнь листали, как роман: Мелькали Петербург, Халила, Томск, Харьков, Крым, Узбекистан. Войны нас вихри подхватили, И вот мы вновь на бережку! И вот опять мы заскользили По подмосковному снежку. Страниц все меньше... и с волненьем Молю: да в мой последний час Последним будет впечатленьем Лучистый взгляд любимых глаз. Москва, декабрь 1943 Звёздной ночью Открылась бездна звезд полна, Звездам числа нет, бездне дна. Ломоносов Как океан прибоем бьёт о сушу, Но крепки скал гранитные хребты, – Прибоем звёзд ночь рушится на душу Разливом вечности, лавиной темноты. И ты стоишь средь этой мглы священной, Ни двинуться не смея, ни дохнуть, Лицом к лицу с бушующей вселенной, И все миры берёшь себе на грудь. 1944, июнь Более поздний вариант этого стихотворения: Открылась бездна звезд полна, Звездам числа нет, бездне дна. Ломоносов Как моря вал прибоем бьет о сушу, Но крепки скал гранитные хребты, Прибоем звезд ночь рушится на душу, Разливом вечности, лавиной темноты. И я стою средь этой мглы священной, Ни двинуться не смея, ни дохнуть, Лицом к лицу с бушующей вселенной И все миры беру себе на грудь. 1959 У пруда Милый сон, о, никогда Если б мог он не отсниться! Не колышется вода, И листва не шевелится. Даль светла, прозрачна твердь, Взор уходит в бесконечность... Это жизнь иль это смерть? Это миг иль это вечность? Переделкино, июнь 1944 Мирьяды звезд, плывущих стройным хором, Горящая огнями глубина, Торжественное зеркало, в котором Всемирная душа отражена. Истерзанный сомнений жгучим адом, Измученный смертельною тоской, Вглядись в него – и тем же светлым ладом Исполнится дух умиренный твой. Удельное. Лето 1944 Прибой Неукротимо споря С неотвратимой судьбой, Сонату ветра и моря Разыгрывает прибой. Дик, всклокочен, огромен, Клавиши скал дробя, Гремит, но глухой Бетховен Сам не слышит себя. 1947 С.Р.Б. Знай, что душу не вычерпать словом, Все останется что-то на дне. И поэтому взором суровым Не грози, неразумная, мне. Я не стал холодней иль небрежней. Пусть сказаться в словах не могу, Жемчуга моей нежности прежней Я глубоко на дне берегу. Пароход Горький–Астрахань, 1952 В блеск и золото одеты, Разрешеньем от грехов Вдруг разверзлися просветы Меж свинцовых облаков. Снова мрак. Но я утешен. Как ни падай, ни греши, Мир огромен и безгрешен Для узревшей свет души. Удельная, май 1954 Море блещет, как стеклярус, Переливчатой волной, А вдали мелькает парус, Словно призрак над водой. Кто-то смелый улетает В неизведанную даль, Чей-то вздох над взморьем тает, Чья-то плещется печаль. Облака на ярус ярус Строят терем золотой, Не туда ль стремится парус, Лёгкий призрак над водой? Дубулты. Июль 1954 На Волге Сергею Венедиктовичу Сартакову Смотри, как на речном просторе... Тютчев Близ мачты, на носу без дум и без тревог Живу, с рекою слит, я долгими часами. Горячий ветерок то губ, то век, то щек Касается незримыми перстами. Доносятся ко мне издалека Степные запахи на крыльях ветерка, Гудят порой гудки, друг другу гулко вторя... О пусть и наша жизнь, раздольна, широка, Как эта мудрая, спокойная река, Течет вперед, вперед – и не страшится моря. 1959 Час настал. Обескровлено тело. Чаша скорби испита до дна. И жилище мое сгорело, И душа моя сожжена. Море бьет в берега всё суровей. Путь закрыт и заказан возврат. Красным сгустком моей крови В черных тучах рдеет закат. Ахали Гагра, 22 ноября 1965 А.Ф.Лосеву Вкруг меня – нереид несмолкаемый хор, Надо мною – созвездий узор. Этим хорам внимал древний странник Гомер И сложил «Илиады» размер. Письменам этим звёздным дивились стократ И Платон, и Софокл, и Сократ И меж ними и мною взаимная связь В эту дивную ночь родилась. Пусть веков не пройти роковую межу, Внемлю хор тех же волн, в те же звёзды гляжу. 1959 – Эгейское море 1976 – Варна Песня облачка В лазурном просторе Ладьей легкокрылой Плыву. Подо мной – глубина. Там плещется море, Там с яростной силой Волну с ног сбивает волна. И следом за мною Воздушны и ярки, – Гирлянды причудливых снов, Послушной толпою Несутся товарки По воле капризных ветров. Закат нас румянит, И сладко мы дремлем, И ждем, терпеливые, ждем, Что время настанет Спуститься на землю – Разбрызгаться светлым дождем. В лучей саркофаге Жемчужные слезы. Слетим с голубой высоты, И жадные к влаге Раскроются розы, Запахнут сильнее цветы. А если устанем От шума земного, От скучной земной суеты, Легчайшим туманом Воскуримся снова В пределы родной высоты. Берков 1963 – Берков П.Н. Дмитрий Дмитриевич Благой (К 70-летию со дня рождения и 45-летию научно-литературной деятельности) // Русская литература, 1963, № 2. Благой 1972 – Димитрий Димитриевич Благой. Мой путь в науку о литературе // Советские писатели. Автобиографии. Т. IV. М.: Художественная литература, 1972. blagoy.ru/dst_texts/Blagoy_autobiography.djvu Пигарев 1968 – К.В.Пигарев. Д.Д.Благой. (К 75-летию со дня рождения) // Известия АН СССР. Серия литературы и языка, 1968, т. XXVII, вып. 1. Сумцов 1917 – Н.Сумцов. Отзыв о работе «Жизнь и поэзия Ф.И.Тютчева»// Зап. Харьк. ун-та, 1917, № 1–2, отд. 1, с. 60–64. |
|
||||